В среду Нине должно было исполниться тридцать восемь, а исполнилось двадцать четыре.
Она решила отметить свое рождение за городом, потому что очень хотелось угостить своих друзей глотком свежего воздуха. И, как ни странно, несмотря на то, что ехать предстояло довольно далеко, собралось много народу — целыми семьями, с детьми и собаками, приехали даже некоторые родственники.
Но все оказалось немного не так, как они ожидали. Выпивки было немного больше, чем нужно, а закуски — немного меньше. Не то чтобы по студенческим стандартам, но близко к тому. Некоторые даже выражали недовольство вслух. Невесть откуда вместо привычных молодых компаний появились солидные люди, они проигнорировали столик с фуршетом и расселись вокруг большого свободного стола с выжидательным видом. Она вспотела в попытках их накормить и занять приличным разговором.
А кое-кто удивил ее по-другому — наивными стихотворными поздравлениями и детскими подарками. Один институтский приятель до того разошелся, что даже стал в открытую с ней заигрывать. Нина не удивилась. Она почему-то все сразу поняла — он просто ехал на двадцатичетырехлетие. Как и сам оказался таким, приехав. Как и некоторые еще. И им не помешали повзрослевшие дети и бывшие ровесники.
Когда-то давно она думала, что если собрать всех хороших людей, которых встречаешь в течение жизни, в одном месте, должно обязательно произойти что-то очень-очень хорошее и важное. Но все время что-то мешало — то заматывала работа, то кто-нибудь болел, дети были слишком маленькими, просто не хватало сил к концу года, в общем, никак не получалось осуществить эту идею.
Погода в тот день стояла удивительная. Нина не могла вспомнить ни одного случая, когда бы на ее день рожденья в конце ноября температура воздуха была +11 градусов, дороги раскисли бы по-весеннему, и в саду пахло прелыми листьями. Синицы устроили на маленькой иве, единственном в Нинином саду дереве, что переросло ее, настоящий концерт, передразнивали тосты, висели вниз головой с веток. Радостно повизгивала соседская собака, которой удалось выбраться из своего вольера, и теперь она заслуженно собирала съедобную дань с невнимательных гостей, занятых друг другом.
Все ели, пили, опять ели, бродили по дому, неожиданно узнавая друг друга после больших перерывов в общении. Они и вправду очень подолгу не виделись, а тут еще эта история с возрастом.
Те, кто расслабился сразу и решил заночевать, оккупировали баню и с чувством проводили там время. Время от времени среди одетой по-походному толпы появлялся этакий римский патриций, окутанный дымком от распаренной кожи, брал с плиты чайник и важно проплывал обратно, а за ним торжественно проплывал аромат горячих досок и эвкалипта. К вечеру поднялся туман. Некоторые гости успели уехать до него, а кое-кто не заметил в толпе и шуме, да и не сразу понял, что это может стать помехой. Люди стали собираться в дорогу. Одна пара уехала около девяти вечера, а потом, в районе двенадцати, они снова возникли на теплой кухне, какие-то измотанные и испуганные.
Рассказали, что все это время пытались найти дорогу домой, но GPS вышел из строя, показывал какую-то бредятину, а дороги сворачивались кольцами, выставив на обочину сторожевые деревья. Их ветки неприятно скребли стекла машины, грозили перепуганным людям снаружи и не позволяли даже выйти осмотреться. Зато, когда было принято решение развернуться, туман даже слегка поредел. Так что гости остались. Скоро выяснилось, что остались все совсем свои. Некоторые общались друг с другом все время, некоторые долго пропадали в непонятных закоулках обстоятельств, но все они были, так или иначе, очень близки друг другу.
Детей никто не стал укладывать спать, все решили, что когда им надоест, дети сами найдут приготовленные для них кровати. И они стали говорить.
Говорили об озоновом слое Земли, о перемещении Гольфстрима, о детях и знакомых, о термоядерной бомбе, друг о друге, о картинках Нины и грибах, о Миядзаки и Лескове. И еще много о чем. Ночь замерла вокруг, прислушиваясь к разговору, затихли даже березы среди одеял и подушек толстого предутреннего тумана. Неслышными призраками пролетали над домом совы. Потом Нина, совершенно загипнотизированная лицами своих друзей и неожиданными поворотами разговора, что с трудом заметила, что ее маленькая дочка Машка уже давно тянет ее за рукав.
— Мама, пошли, я тебе покажу кое-что. Малышка подпрыгивала от нетерпения. Рядом с ней еще трое детей что-то говорили друг другу, но ничего не было слышно в общем гаме. Они вышли на крыльцо:
— Мама, а что бы ты хотела такого вообще?
— Не знаю … Научиться чему-нибудь еще …
— А чему?
— Какая разница? Мосты строить
ходить по морю на корабле
вылечить всех зверей и людей
ставить опыты
играть на гармошке
вырастить гигантскую клубнику …
Много всего хочется, но разве можно все это успеть за такую короткую жизнь? Я вон уже прожила половину. Или треть. А чувствую, как будто только вчера бегала вокруг взрослых, которые вот так же говорят всю ночь напролет, и я почти так же ничего не понимаю.
— Мамочка, ты не думай об этом, пойдем лучше.
— Куда?
— С нами.
— Пошли..
И они пошли. Нина взяла за руку Машу, Маша — Артема, тот свою сестру Дину, Полина ухватилась за другую Нинину руку. По дороге они захватили с собой подарки.
Нине подарили:
— использованный билет на выставку одного старого художника в Швейцарии
— детский атлас мира
— картонки для рисования
— фикус
— кашпо с заячьими ушами
— поэму
— книгу старинных японских гравюр
— современные японские мультфильмы
— два мешка яблок
— мыло
— краски
— мелки
— зефир, пастилу и конфеты
— клавиатуру без шнурка
— мангал с шампурами
— много разных книжек, при этом несколько одинаковых
— кофейную чашечку с блюдцем и петелькой, чтоб вешать на стену
— рубашечку с оборками и норковый шарф.
Вполне достаточно для начала новой жизни.
Нагруженные всем этим, они медленно шли вперед, углубляясь в плотный туман цвета мыльной пены. Огромный, весь еще в смазке, мангал, грохотал на веревочке за Артемом. А дом с гостями, двором, садом, машиной и ночью лежал в рюкзаке у Нины за спиной, аккуратно уложенный в коробку с ватой, перевязанной блестящим фиолетовым шнурком.