Около восьми будильник подергал меня за ухо.
— Малыша, отстань, — я повозила руками по постели, чтобы отпихнуть дочку с ее неуместными утренними шалостями, но никого не нащупала и блаженно расслабилась. За ухо снова стали дергать.
Я открыла глаза, огляделась и увидела будильник. Он весело моргал значком таймера на экране. Пора вставать.
Малыша уже выросла, — до меня постепенно доходило, где я сейчас и когда. — По утрам она встает и убегает раньше меня, это не может быть она. А где музыка из «Розовой пантеры»? — поинтересовалась я вслух, но будильник в ответ стал снова подбираться к уху. Ясно, новые Малышины шуточки. Пришлось спешно подниматься, чтоб успокоить будильник. Он тут же перестал помаргивать — вроде как уснул, но время от времени явно проверял, не улеглась ли я обратно.
— Ладно, сама знаю, что вставать. Сегодня, хошь-не-хошь, надо обязательно закончить картину.
Зазвонил телефон. Он что — слышал, что я проснулась, что ли? — мелькнуло в голове. — Алло.
Это был дядя. Интересовался, долго ли ему ждать прибытия моей светлости, ему, видишь ли, Малыша сказала, что я уже давно проснулась, а я до сих пор не подаю признаков жизни. В свои восемьдесят четыре он стал довольно капризным, но это ерунда по сравнению с тем, сколько интересного он до сих пор откапывает в своей памяти. Интересно, с каких пор Малыша докладывает дяде о моем пробуждении? Странно. А поеду-ка я сначала к нему! По дороге проснусь, все равно с такой головой в мастерской делать нечего.
И уже через полчаса, нагрузив сумку банками и кастрюльками для дяди, я пошла к машине.
Она была занята утренним туалетом — крутила зеркалами заднего вида и опрыскивала себя из омывателей. Прям семнадцатилетняя барышня — посмеялась я и вспомнила, что ей столько и есть.
Поездка к дяде прошла обычно — порция ворчания, мытье посуды, полный диктофон исподтишка записанных воспоминаний. И мы с машинкой поехали обратно.
Я люблю свою машинку. Не могу представить себе, что когда-нибудь придется лезть в новую незнакомую железку. А ведь придется … Вот если бы можно было ее вообще никогда не менять — сломалось что-то, а она новую деталь себе отрастит … Размечталась. Хотя почему? Малыша как раз сейчас проходит практику на соседнем испытательном полигоне Тимирязевской академии, так они чем-то вроде этого и занимаются, как я поняла.
На перекрестке запищал навигатор: «Впереди ремонт моста, объезд через Татариново».
Я удивилась, — Мы же там только что ехали.
— Дорога перекрыта в 13:27 по московскому времени, — невозмутимо сообщил навигатор.
Квакнул телефон. Напоминалка — 10 лет. Без объяснений. Я попыталась вспомнить, кому из детей родственников сегодня может исполняться десять лет, но не вспомнила. Свернули. Метров через четыреста начался старый березовый лес. Тот самый, где был огромный круглый овраг. Даже не овраг, а провал в земле — видимо там кусок леса подмыла вода, и он осел вниз, метров на пятнадцать в глубину. Там очень красиво, хотя я и сильно испугалась в нем однажды. Когда это было? Лет десять назад. Да, ровно десять. Машина остановилась, я вышла. Все вокруг выглядело как раньше, но что-то поменялось. Почти неуловимо.
Тогда, десять лет назад, я с упорством идиота лезла вниз, на дно провала, несмотря на груды наваленного у краев мусора — старые покрышки, разбитый телевизор, обломки мебели и еще какой-то дряни. Но мне приспичило посмотреть, что там, внизу. Мусор-таки кончился, пошел симпатичный молодой ольшаник, кое-где сменяясь болотцами в окружении осоки и камыша, и везде множество птиц. Все это было очень маленькое, какое-то игрушечное, эдакий затерянный мир наоборот. А вот и первый гриб, подосиновик. И я стала бормотать, — Спасибо, леший, за гриб, дай еще … В детстве подружка в пионерлагере научила меня этому, когда мы сидели после отбоя без сна, а за окном деревянного домика шумели и качались сосны. Еще мы старались найти дерево с несколькими стволами и пройти между ними — чтоб леший грибов дал. Эти маленькие ритуалы так мне понравились, что я до сих пор иногда так делаю — и кажется, будто входишь в лесную дверь, а за ней все по-другому.
Так вот, я бубнила свое «Спасибо, леший», когда вокруг глухо и низко заворчало. В голове пронеслось «овраг проседает после дождей». А потом, подняв глаза, я чуть выше своей головы увидела в дымке молодого ольшаника что-то темное. Мне стало вдруг необъяснимо страшно, я бросилась прочь из провала, не разбирая дороги, прямо сквозь заросли двухметровой крапивы, по воде в низинке, то и дело спотыкаясь о корни и едва уворачиваясь от хлестких ударов веток по лицу. И уже почти выбралась оттуда, когда перед последним крутым подъемом, где я хотела уцепиться за торчащие из обрыва корни, на меня в небольшой нише склона пахнуло дурно, и я чуть не свалилась обратно, увидев коровий череп, он ухмылялся длинными коричневыми зубами в окружении еще чего-то, на что я постаралась не смотреть.
Стало душно, сердце колотилось в самом горле, и когда я вылезла наконец из провала на дорогу, вид у меня был явно не самый вменяемый. Дорога в оба конца, насколько хватало глаз, была пуста, но совсем рядом из леса вывернул мужичок, одетый в брезентовый костюм, сапоги и с рюкзачком за спиной. Он улыбнулся мне почему-то ехидно и спросил:
— Ну как? Много грибочков?
— Один, — ответила я, отдуваясь.
И он прошел мимо. Я посмотрела ему вслед, пожала плечами и повернула в другую сторону.
Потом отыскала мужа и дочку. Они не полезли в овраг, а нашли неподалеку поваленную осину, ствол которой переломился высоко над землей, и упавшая верхушка осталась висеть одним концом на старом стволе, а другим легла на землю. И они катались на этом гибком стволе. Дочка была в восторге. Еще бы — готовые качели в лесу! В тот овраг мы спустились еще раз, все вместе, и я успокоилась, не найдя там ничего страшного. А Малыша, та вообще все время неслась вперед и несколько раз пропадала из виду, чем изрядно меня нервировала. Потом мы искали куски бересты с письменами жучиных ходов, и Малыша читала мне по ним воображаемые письма от дятлов. Ворон служил нашим почтальоном, он с громким арканьем носился внутри леса неподалеку от нас. Еще мы собрали урожай трутовиков, которые были поделены Малышей на наберезовики и наосиновики.
И мне запомнился этот день, один из тех нечастых дней, когда просто живешь, но которые всплывают в памяти, если попытаться потом, через много лет, спросить себя о моментах счастья.
А сегодня здесь чисто. Ни на опушке леса, ни на склонах оврага нет пластиковых бутылок, битого стекла, пакеты не свисают грязными клочьями с веток. Я пошла ниже. Молоденькие осины подросли и сравнялись по высоте со стенами провала. Сам провал, как ни странно, не увеличился. Так что за исключением чистоты, все было как прежде.
Прямо передо мной стоял подосиновик. Высокий, яркий, как абрикос. Я наклонилась поднять его и привычно забормотала, — Спасибо, леший, за гриб … Что это я? И опять что-то почудилось … Гул, шорох, а потом появился новый звук — треск ломаемых веток, скрежет, тарахтенье, я напряглась, но не успела никуда сдвинуться, как на поляну выкатилась, если это действо можно так назвать, моя машина.
— Это что еще такое? — я с усилием расслабила мышцы и грозно уставилась на свой транспорт.
— Навигатор сказал, ты здесь, — ее чуть механический голос раздавался из решетки радиатора.
— И что? А если бы я была в бане — ты бы тоже туда полезла, раз навигатор так сказал? А он тебе не сказал, что здесь нет дороги? Как я тебя отсюда вытаскивать буду? Машина стала сбивчиво извиняться, что-то жужжала и бормотала.
— И вообще, здесь опасно, — вдруг выпалила она.
— С чего это? — я резко обернулась. И увидела мужичка. Того самого — в брезентовом костюме, стоптанных сапогах и с рюкзачком за плечами.
— Ну как, есть грибочки?
— Один, — машинально я повторила свой ответ десятилетней давности. Мужичок посмотрел на меня с ехидцей и вдруг рассмеялся, радостно и открыто.
— Да, я и есть тот самый леший, — сказал он. — Это меня вы все время за грибы благодарите.
— Значит, тот череп с костями — ваша работа? — окрысилась я.
— Моя … Извините, я тогда был просто лешим, мне пугануть человека в самую радость было. Но это в прошлом, сейчас я скорее лесник. Делом тут занимаюсь, науке помогаю.
Тут у меня закуковал карман — телефон.
— Мам, ну как тебе наше старое место? — спросил бодрый Малышин голос, — о, Никодим Осиныч, здравствуйте! Я вижу, вы тут познакомились без меня. Ой, мам, а твоя машина что там делает?
— Это ты у нее сама спроси — навигатора, понимаешь, слушается. С тех пор, как ты над моими вещами свои эксперименты начала ставить, я как на мине живу, никогда не знаю, что они выкинут.
— Тебе не нравится? — Малыша явно была готова обидеться.
— Честно? Нравится. Только не пойму, как машину из оврага вытаскивать.
— На этот счет не извольте беспокоиться, — подал голос лесничий, деревья машиной уже занялись.
И точно — огромная береза, что росла у самого края обрыва, вытащила из земли один корень, обхватила им машину и потихоньку подтягивала к себе. А та хихикала и тихонько повизгивала. Мне захотелось протереть глаза. Всякого я за последнее время навидалась, но это уже было немного чересчур.
— Никодим Осиныч, покажите маме наши качели, — снова ожил телефон.
— Сию минуту, — леший-лесник сделал широкий жест. — Помните, вы тогда катались на поваленном стволе?
— Да она уж сгнила, наверное, давно, эта осина.
— А вот и нет, мы с вашей дочкой все сохранили, как было. Она тогда сразу сказала — вот бы так всегда было — пришел в лес, и качайся. Я и стал это место специально обхаживать, раз вам тут понравилось. Вам ведь тоже здесь понравилось, только моя дурацкая выходка все испортила, верно?
— Верно.
— Ну вот. Дочка ваша как начала проходить практику по фитокибернетике, так первым делом меня вспомнила. Тут мне, конечно, повезло, что их полигон рядом, — ей велели место выбрать по соседству для практической работы, она и выбрала. И стала тут их новые изобретения вводить. Здесь подольет, там пересадит, какие-то приборы в землю закопает, потом прививки пошли, ну и мне заодно мозги вправила — мы, лешие, и сами немного того, растительные. Но я доволен — теперь мне безобразничать даже в голову не приходит, потому как скучать некогда.
За разговорами мы дошли до дерева-качелей. Действительно, все было на месте, будто только вчера мы с Малышей и папой сидели тут рядком и гадали — сломается или не сломается. Я достала фотоаппарат, он сам скинул крышечку (я всегда забываю ее снять, поэтому мне очень нравится это Малышино усовершенствование). В телефоне хихикнуло.
— Ты что — уже мысли по телефону читаешь? — спросила я Малышу
— Нет, просто у него стоит задержка сбрасывания крышечки. Он делает это, только если ты все-таки забудешь. Мам, да я только с твоей техникой и могу нормально экспериментировать — любой человек за это время уже пять цифровиков сменил бы и две машины, телефоны я вообще не считаю. А у тебя оно, считай, навсегда.
— Но ведь работает, зачем менять хорошую технику. Ноутбук вообще стал сам вылезать из сумки на запах кофе. Я к ним привязалась. А ты где? — Я вдруг заметила, что мы с дочкой уже почти час висим на телефоне.
— Тут я, — теперь ее голос доносился не из трубки, я огляделась и увидела свою Малышу. Она махала рукой с противоположного края обрыва.
— Как раз дошла от станции. Я хотела сама тебе все тут показать, но электричка опоздала, — сказала она, когда мы встретились. — Это я все сегодня подстроила, мне очень хотелось, чтобы именно сегодня, через десять лет после того дня, ты побывала здесь и все увидела своими глазами.
— А тебе тоже запомнился тот день?
— Еще бы, ведь я тогда и познакомилась с Осинычем, помнишь, я еще все убегала. Ты тогда просто от неожиданности испугалась, на самом деле он не страшный. Я оглянулась, но лешего уже не было видно.
— Деликатный, — объяснила дочь.
Мы пошли к дороге.
Машинка стояла у обочины, из топливного бачка высунулся манипулятор-лапка и тащил через узкое отверстие внутрь здоровенный пучок крапивы и отцветшего Иван-чая.
— Вкусно, — сообщила машинка, скоро бензин не понадобится, три-четыре месяца, и я совсем привыкну. Только борщевик … — она неожиданно замолчала.
— Сорняки кончились, на них пока далеко не уедешь, — пояснила Малыша.
— Это что-то новенькое? — я с опаской покосилась на машинку.
— Да, — Малыша улыбнулась, — наша свежая разработка. Ты не возражаешь?
— Я? Возражаю ли я против того, чтобы моя машина питалась сеном? Да это мечта идиота! И запаха нет …
— Э-э-э, — она хихикнула, — насчет запаха — это пока не совсем так, выхлоп пока изрядно напоминает коровий. Но не волнуйся, бензин ей тоже годится пока, у тебя в багажнике канистра. С этими словами она достала канистру, вылила ее в бензобак, и мы сели.
Внутри тем временем происходил диалог:
— Рекомендую ехать по старой Каширской дороге — гундел навигатор
— Но дорога через Южный красивее, — спорила машина, — и там никого нет, я чувствую.
— А я ЧУВСТВУЮ, что через семь минут отойдет товарняк от платформы Михнево, и мы полчаса простоим на переезде, пока он будет его проползать. Машина сдалась, и мы наконец поехали.
Ровная, аккуратная, вся в легкую шершавинку, сильно напоминающую кленовую кору, дорога мягко ложилась под колеса.
— Таких дорог пока нигде нет — эта просто оказалась около нашей испытательной базы, вот мы с нее и начали, — Малыша тем временем вещала, как на лекции, — Дорожное покрытие с механизмом растительного синтеза заращивает любые неровности поверхности, точнее они не успевают появиться. Скоро все наши дороги такими станут, представляешь, мам?
— Не-а, — честно ответила я, глядя в окно..
Вокруг все было таким же, как и десять лет назад — те же заброшенные коровники справа и слева, непостижимого вида деревеньки из разномастных домишек вперемежку с жутковатыми особняками, убранные поля, бурьян. Но вдоль обочин не было пустых бутылок и бумажек, мелкие свалки всякой дряни, которые приводили меня в бешенство — все это исчезло без следа. Малыша мне объясняла механизм переработки мусора самой дорогой и лесом, и я вроде все поняла, но повторить не рискну.
На повороте нам попался экскурсионный автобус, из него высыпала группа японцев, некоторые из них ползали по дороге на четвереньках, кое-кто фотографировал.
— Изучают. Ну, тут им до нас далеко, — Малыша просто излучала самодовольство.
— Эй, мы куда? — забеспокоилась она, когда машина на нашем повороте не свернула направо, а проехала прямо, да еще добавила скорости.
— Сама в нее всяких прибамбасов насовала, теперь терпи. Это она за яблоками к деду Сене собралась — ей теперь нравится, когда в салоне пахнет яблоками.
— Интересно, — Малыша вынула ноутбук и стала там что-то поправлять в большой таблице. Попутно воткнула в порт шнурок от моего древнего фотоаппарата, чтобы скачать фотографии.
— А это что такое?
Среди моих фотографий то и дело появлялись чудные портреты гусениц и улиток, явно не моего авторства — мне так грамотно в жизни не сделать. Но когда на экране крупным планом появился вид Малыши снизу, она возмутилась:
— Кто просил меня фотать в этом ракурсе?
— Это не ко мне, дорогая, — у нашего фотоаппарата теперь свое чувство прекрасного, ответила я.
Какой чудесный день, — думала я лениво, — я его навсегда запомню.