Наступил май. А с ним настоящее летнее тепло. Стало приятно надевать на себя тонкие рубашки и открытые майки с шортами, подставлять руки, ноги и хвостики под ласковые струи нежного ветерка и слушать, как деревья шелестят над головой свежеотросшими листьями. Поздно вечером Вахрюшка открыла все окна в доме нараспашку и смотрела, как надуваются и опадают занавески. Ей представлялось, что ее домик стоит на обрывистом берегу реки или даже моря, рядом шумят вековые сосны, и ветер доносит до нее соленые брызги прибоя. Она поймала себя на этом чувстве и очнулась.
Брызги? Никаких брызг, дождя нет и в помине. Но что-то упорно не давало ей покоя, звучало в голове настойчиво и необычно. Она еще раз прислушалась к своим ощущениям и поняла, что ее будоражит. Это были странные звуки из зарослей вербы, что рядом с лужей в углу двора. Звуки были такими удивительными, что Вахрюшка аж мурашками покрылась, как бывает в ожидании чего-то неизвестного. Что-то свистело, щелкало, переливалось, точно кто-то лил эти звуки с ветки на ветку, пересыпал что-то непонятное на землю и подбрасывал в воздух.
Вахрюшка, затаив дыхание и стараясь не дышать, перелезла через подоконник и стала красться в тот угол двора. Она продвигалась очень медленно, чтобы не пнуть случайно лапой какую-нибудь консервную банку, и поэтому даже испугалась, когда на что-то слегка наступила, и в ответ послышалось сдавленное кряхтение.
— Ой, кто здесь? — зашептала она
— Вася, — ответили ей из темноты, — А еще тут Палыч и Мишка. А там еще кто-то, не могу разглядеть.
— Что это вы все тут делаете?
— Слушаем соловья. А ты?
— Это соловей? Я вот и пошла выяснить сначала, чего это тут такое, и если не страшное, сходить за вами.
— Мы тоже так решили, но никак не можем понять — страшное это или нет — ничего не видно в темноте. Но зато как красиво!
— Да-а! А откуда вы знаете, что это соловей?
— Кто-то сказал, но кто — непонятно, я уже никого не найду.
Вахрюшка села рядом с поросенком на что-то теплое, что лежало под ногами и затихла. Звуки из кустов раздавались теперь совсем рядом, неправдоподобно громко и отчетливо. Ничего похожего в своей жизни Вахрюшка еще не слышала. Она слушала, слушала, слушала, и чем дальше, тем больше слышала разных оттенков. Вот еще чей-то голос присоединился к первому, он был не таким прекрасным и чистым, но как будто говорил с ним. Вот вступил из травы сразу целый хор кузнечиков и цикад. Много их было или всего две, чьи голоса тысячи раз отражались эхом от каждой травинки и листа, неизвестно, но стрекотание наполнило ночной воздух, и этот фон стал казаться оркестром для одного волшебного солиста.
— Так бы всю жизнь и слушала. — восхищенно прошептала Вахрюшка на ухо Васе, когда певец умолк на секунду, — наверняка он с ума сойти какой красавец, этот Соловей!
— Да уж, наверняка, — согласился Вася.
— Кому это он поет? — Вахрюшка подперла голову лапой, прикрыла глаза и в воображении у нее тут же возникла сказочная принцесса, из тех, каких очень любит рисовать Машка и все остальные девочки — пышные кружевные юбки, золотистые волосы длинными локонами падают на спину, огромные глаза в пол-лица скромно опущены вниз и прикрыты мохнатыми, словно одежная щетка, ресницами.
— Да, она может быть только такой, самой удивительной красавицей из всех красавиц, раз ей посвящают такие великолепные песни! И наверняка она из какой-нибудь очень важной семьи, например директора школы или заместителя мэра города. А Соловей, наверное, из простой семьи, он, может быть даже, водитель автобуса. И им не разрешают встречаться. А он поет эти прекрасные песни, потому что знает, что он никогда не сможет соединиться со своей Соловеей, поет под ее окнами.., — Вахрюшка до того размечталась, что не заметила, что давно уже говорит вслух, и довольно громко. И по тому, что вокруг стало совсем тихо, она догадалась, что все, включая соловья, слушают только ее.
— Ой! — ей стало так неловко, что она наверняка покраснела до самого пятачка. К счастью, было темно, и никто не мог этого увидеть.
— Продолжай, Вахрюш! — сказали из темноты, — Ты так здорово фантазируешь, что все заслушались.
— Я не фантазирую! — Вахрюшка возмутилась было, а потом вспомнила, что действительно все это выдумала, — Интересно все-таки, какая она, Соловея …
— Да она просто птица, — сказал кто-то из темноты голосом Пал Палыча.
— Птица? Не может быть! — Вахрюшке очень не хотелось расставаться с образом прекрасной принцессы, который она нарисовала себе в воображении.
— Честное слово!
— Ну тогда уж точно Соловея — самая роскошная птица на свете! Наверняка хвост у нее переливается всеми цветами радуги, даже ярче, чем у павлина, у нее большие грустные глаза и оперение нежней тополиного пуха!
— Нет, вы только ее послушайте! — голос Палыча звенел от смеха, — Вахрюш, да тебе стихи сочинять надо! Есть у кого-нибудь фонарик?
В темноте шуршало и топало, а потом засветился узкий неяркий лучик фонаря. Светлое пятно запрыгало по кустам и наконец остановилось на одной ветке. На ветке сидела маленькая птичка. Совсем маленькая и совсем неяркая. Ее перышки были какого-то невзрачного мышино-воробьиного цвета, а сама она растерянно моргала крохотными глазками некоторое время, прежде чем догадалась перепорхнуть куда-нибудь подальше от света.
— Ой какая крошка! Кто это? — спросила Вахрюшка.
— Это и есть твоя Соловея, — сказал Палыч, которого теперь можно было разглядеть в свете фонарика.
— Это??? Какая маленькая! А вы не врете?
— Конечно не врем! Все давно знают, что Соловей поет самые замечательные песни на свете, и что он поет их для своей маленькой невзрачной подружки.
Вахрюшка огляделась и увидела, что все вокруг кивают головами в подтверждение слов Пал Палыча.
— Вот это да! Вася, это просто невероятно, я до сих пор не могу поверить, — Вахрюшка махнула лапками, — Ой, поняла! Я поняла!!! Она просто для него самая красивая! А еще она наверное очень умная и заботливая! И наверное совсем неважно, как она выглядит, а важно, какой она кажется самому Соловью.
— Именно! — подтвердил Вася, — Знаешь, а ведь я Соловею представлял себе такой хорошенькой розовой свинкой с аккуратным пятачком и красивой завитушкой на хвостике.